ЦКИ

Особое  значение экономики в нашей жизни  определяется тем, что все остальное  в этой жизни подавлено. Этим остальным я, например, называю культуру. Культура – это не мелочевка, не картины, висящие в музее. Это, по большому счету, то, чем жив человек. Это его мифы, его идеалы, его смыслы, его сокровенное, его экзистенциальное представление о том, что есть его бытие, и вообще – он сам. Низведение культуры до развлечения имело всегда сокрушительные последствия. Помните пресловутое: «Хлеба и зрелищ!»? Начавшись лозунгом «Хлеба и зрелищ!», Рим очень быстро кончился, исторически очень быстро. Тогда на это понадобились столетия, сейчас на это могут понадобиться десятилетия – потому что процессы идут быстрее.

Жизнь во многом сведена к этому «Хлеба и зрелищ!» – стоит посмотреть телевидение и ты увидишь, что  развлечения, причем весьма специфические, занимают гигантское место, а все требуют, чтобы их еще увеличили. Это означает, что места для человека, как такового, не существует. Когда человек, как таковой, рушится, возникает вот этот живот, пузо, чрево. Когда-нибудь видели, наверное, например, инсультных больных, которые очень много едят и что-нибудь еще. У них кончилась духовная жизнь, человек кончен. У него там все заблокировано. И отсюда возникает переедание, особое внимание к этому, особая чувствительность, упоение пищей, упоение самим процессом пережевывания. Потому что эмоций надо столько же, закон сохранения остается, – а их нет.

Что такое  русская провинция? Русская провинция — это и есть, собственно говоря, Россия. Москва — это не Россия. И бежать надо из Москвы для того, чтобы понять и увидеть Россию в ее многогранности. Только так можно будет понять и познать страну, в которой ты живешь. Ее страдания, ее надежды, ее чаяния, ее немощь и ее силу. У нас ведь сейчас господствует абсолютно взгляд такой, материалистический, считается, что если ты не успешен в материальном смысле, то ты как бы вообще не успешен. Ты должен быть успешен в бизнесе, ты должен быть успешен на государственной службе, у тебя должен быть очень хороший костюм, хорошая машина. Ты должен хорошо отдыхать ездить, и, в общем, ты должен уметь хорошо потреблять. А если вдруг люди говорят, а вот вы знаете, у нас там есть другие идеалы, другие ценности. То говорят, ну вот какие-то идиоты, какие-то странные. Мир же потребляет, мир нормально так вот потребляет, жирует, в общем, все там хорошо. А те, кто не потреблять — какие-то аутсайдеры и маргиналы.

19 октября 1939 г. в возрасте всего лишь 52 лет в своем доме в Пекине скоропостижно скончался С.М. Широкогоров. Коллеги воспримут это известие с глубо­чайшим сожалением. Имя Широкогорова — автора антропологических, этнографиче­ских и лингвистических работ по Северо-Восточной и Восточной Азии — пользо­валось уважением. Он, несомненно, был одним из самых оригинальных этнологов-мыслителей современности. Его ранние работы были изданы на русском языке, что не позволяло в должной мере оценить их. Начиная с 1923 г. Широкогоров писал свои труды по большей части на английском языке, и это значительно расширило круг его читателей. Тогда же появилось и английское написание его фамилии Shirokogoroff, под которой он известен профессионалам. Однако Пекин, где он постоянно проживал, был настолько отдален от центров европейско-американской науки, что Широкогоров даже как этнолог до сих пор по-настоящему не оценен [2*].

«Попробовать узнать, кем был Мёллер ван ден Брук, это все равно, что задать вопрос судьбе Германии". Эти слова, произнесенные той, которая была его супругой (1), с трагической точностью подходят к фигуре этого теоретика неоконсерватизма, о котором до сих пор так мало известно, этого представителя "третьей силы" - Консервативной революции - которая так и не смогла никогда обрести воплощение в политической сфере, и с которой начиная с 1933-35 годов национал-социалисты боролись также, как прежде с ней боролись сторонники либеральной парламентской демократии в Веймарской республике.
 
Артур Мёллер ван ден Брук родился в Солингене в Вестфалии 23 апреля 1876 года. Его отец, Оттомар Виктор Мёллер, родом из Эрфурта, советник управления строительства, был архитектором в королевской администрации Пруссии (королевский Baurat). Отслужив как офицер в прусской армии в 1866-70 гг. (в то же самое время как и его брат Рудольф), он получил задание построить самую современную для Германии того времени тюрьму. Происходя из Тюрингии (как Лейбниц, Лессинг и Ницше), его род обосновался в области Гарца вблизи от Нордхаузена в начале 19 века, и имел средь своих представителей офицеров, чиновников и земельных собственников, а также множество лютеранских пасторов. Как и многие из числа видных представителей протестантской буржуазии, выросшей после 1848 года, Виктор Мёллер испытывал живое восхищение Шопенгауером, и поэтому, конечно, неудивительно, что он дал своему сыну, который, впрочем, особо не ценил это (2), имя автора "Мира как воля и представление". Что касается его супруги, урожденной Элизы ван ден Брук, женщины выдающейся красоты и наделенной великолепным художественным чувством, она принадлежала к рейнской нидерландско-испанского происхождения.

Когда мы противопоставляем либерализму, социализму и фашизму «четвёртую политическую теорию» и подразумеваем, что в её основе должны лежать консервативные и традиционалистские учения, приспособленные к настоящему времени, то нельзя упускать из виду один важнейший момент: искомое мировоззрение должно быть всеохватным, должно давать собственные ответы на только на текущие политические и экономические вопросы, но и на коренные вопросы мироздания. Другими словами, не может быть никакой целостной «четвёртой теории» без философской базы. И вот здесь встаёт вопрос: на наследие каких философов нам ориентироваться?

Иногда приходится наблюдать парадоксальную ситуацию, когда русские «традиционалисты» в значительной степени заворожены великими западными «мудрецами» и имеют самое смутное представление о нашей русской самобытной философии. В лучшем случае они знакомы с политическими учениями К.Н. Леонтьева (монаха Климента) и Л.А. Тихомирова, да и то не слишком глубоко. Поэтому мне представляется необходимым исправить сформировавшийся «перекос» в сторону западных мыслителей XIX – XX вв. и призвать всех консерваторов и традиционалистов больше обращать внимание на русскую классическую философию, на наши православные традиции. Это необходимо вдвойне, поскольку в последнее время усилилась тенденция к размежеванию между последовательными традиционалистами и умеренными консервативными либералами, которые прикрываются патриотическими и православными лозунгами.

Старого мира больше нет, новый еще не начался

Последние 200 лет прошли под знаком экономического мышления. Когда отец-основатель экономической мысли Адам Смит (1723—1790) создавал свой классический труд «Исследование о природе и причинах богатства народов»(1), он больше думал о применении философских и этических принципов своего философского кумира Джона Локка (1632—1704) и старшего друга философа Дэвида Юма (1711—1776) к области хозяйства. Значение экономики в то время было второстепенным и служило иллюстрацией к общему принципу свободы и построенной на ней философской, этической и правовой системы. Основатель экономики был философом. Постепенно же его идеи в области хозяйства стали абсолютизироваться и легли в основу самостоятельной науки — политической экономии, или просто «экономики», которая два столетия претендовала на то, чтобы освободиться от философского и этического содержания и стать точной наукой, заменив собой философию и идеологию.

На другом полюсе критической мысли, в учении Маркса (1818—1883) также очевидны сугубо философские корни: свой метод Маркс почерпнул из философии Гегеля, который уделял проблемам хозяйства довольно мало места в своем творчестве, сосредоточив основное внимание на Идее, к диалектическим трансформациям и метаморфозам которой сводил все содержание космогонического и исторического процесса. Маркс же применил диалектический метод к экономике, обосновав тем самым примат хозяйственного начала надо всеми остальными в контексте антилиберальной критики. Так с двух сторон — либеральной и коммунистической — формировалось представление о центральном значении экономики для современной истории, о том, что «экономика — это судьба» (2). Это высказывание Ратенау — аксиома ХХ века, когда экономика стала не только движущей силой основных политических процессов, но спор двух альтернативных хозяйственных моделей — капитализма и социализма — предопределил глобальную архитектуру мира во второй половине столетия. Окончание холодной войны также было проинтерпретировано в экономических терминах как победа капитализма над социализмом, то есть закрепление превосходства рынка на планом. Рынок обрел статус глобального, мирового не только как хозяйственная инфраструктура, но как планетарная идеология. Деньги стали мерой всех вещей. В социологии это называется «рыночное общество», то есть не просто общество, чье хозяйство основано на рыночном принципе, но воспроизводящее структуру рынка (обмен, торговля, ценообразование, эгоизм, поиск выгоды, спекуляция, распределение труда и т.д.) на всех уровнях. Экономика, таким образом, подчинила себе политику, общество, идеологию, историю и все остальное.

В современных условиях переосмысление корпоративной культуры, а точнее более глубокое ее понимание - необходимое действие для топ-менеджмента организаций. Когда финансовые стимулы и связанные с ними различные поощрения не могут быть использованы, руководители задаются рядом важных вопросов. Как сохранить организацию? Что делать с сотрудниками? Как сохранить, а где-то и увеличить их работоспособность?

Эти и другие вопросы, так или иначе, связаны с тематикой корпоративной  культуры. Если сотрудник видел смысл своего пребывания в организации, не только как источник денежного заработка, то компании значительно легче пережить трудные времена. Если руководители целью своей деятельности ставили исключительно деньги, обучение персонала, корпоративные праздники и т.д., подчиняли меркантильному интересу, то сейчас есть благоприятное время задуматься. Россия уникальная страна со своей специфической культурой, в связи с этим, очень сложно определить истинные цели руководства, бывает они и сами о них не догадываются. Кроме того для русского бизнеса характерна такая черта, как вообще не ставить цели. При этом ничего страшного не происходит, компании существуют и развиваются. Постоянное стремление рационализации издержек, увеличение производительности, а, следовательно, и прибылей уводит человека от понимания сути вещей. Большинству сотрудников и в мыслях не приходит поставить вопрос о своей ценностной структуре, скрытых фундаментальных ценностях организации. Людям кажется аксиомой, что коммерческая организация должна приносить только прибыль. Отсюда мы имеем систему управления, где подчиненный является инструментом. Д. Коллинз писал «сначала кто…, затем что»1. Наполеон по имени знал воинов  своего элитного полка. И понятна реакция солдат, готовых отдать жизнь за него.

«Вашингтонский  консенсус» против «пекинского  консенсуса» или  «алчный американский гамбит»

«Тот, кто в минуту волнения не поддаётся суете,  
несомненно, взрастил чистоту духа в минуты покоя» 
Хун Цзы Чен,  «Вкус корней» 

Почему в последнее  время на юань оказывается такое  давление? Почему китайское руководство  опасается конвертируемости своей  валюты? Что хотят США? Для начала необходимо еще раз напомнить, что произошло 20 лет тому назад -   

Япония, конец 80-х…  «Договор Плаза» и «Луврские  соглашения» 

В конце 80-х гарвардский  экономист (позже министр финансов) Лоуренс Саммерс предупредил: «Утверждение большинства американцев о том, что Япония представляет большую угрозу США, чем Советский Союз, скорее всего, окажется правильным». Для этого США (не только фактически оккупирующие японские острова, но и являющиеся основным покупателем их продукции)  оказали давление на Японский банк с тем, чтобы тот принял меры по увеличению стоимости йены относительно доллара.

Тогда в сентябре 1985-го в рамках G7 было разработано «Плазовское  соглашение» (Plaza Hotel Accord) по принятию ряда коллективных усилий по снижению стоимости  доллара за счет других стран. Затем  последовали договор Бейкера-Миязавы (Baker- Miyazawa Agreement) и «Луврское соглашение» (Louvre Accord) в феврале 87-го, по которому Токио согласился «следовать денежно кредитной и налоговой политике которая поможет расширять внутренний спрос и таким образом внести вклад в сокращение доходов от внешней торговли (external surplus)». У Вашингтона появился козырь, который давал ему возможность подвергать Японию интенсивному давлению и он, конечно же, им воспользовался. Согласно всеобъемлющему «закону торговли и конкурентоспособности 1988 года» Вашингтон включил Японию в список стран использующих «враждебные» торговые методы и потребовал серьезные концессии. 

Скопировав в 1990-е годы у Запада либерально-демократическую форму, мы наполнили российскую политическую систему совершенно иным содержанием, причем множественным, почти хаотичным, коренящимся в нашей истории, в нашем обществе и нашем опыте.

Государство-симулякр

Современная политическая система России представляет собой симулякр. По определению Жана Бодрийяра, «симулякр — это копия без оригинала». Копия с копии с копии с копии — и так в периоде, при том, что ухудшение качества приводит к почти полной утрате сходства с первоначальным объектом — на сотой ксерокопии с документа уже не только не разобрать буквы, но фантазия подсказывает само содержание образов — серое на сером может означать что угодно: телезвезду, картину Шишкина, схему радиоприемника, армейский парад. Таков симулякр — он что-то всем интуитивно напоминает, но каждому свое.

Современная российская политическая система была скопирована в 1990-е с известного оригинала — с западных либерально-демократических обществ конца ХХ века. Но на российской почве она стремительно изменилась до неузнаваемости — в этом главную роль сыграли:

Все три фактора сделали уровень помех столь значительным, что изначальная западная модель превратилась в «серое пятно на сером фоне» — пусть разных оттенков, но при желании этих оттенков можно и не различать.